О верности крыс. Роман в портретах - Мария Капшина

– А ты, Воробей? – спросил рыжий мальчишка, рядом с которым держался пёс.

– Я? – Воробей пожал острыми плечами. Встрёпанный птенец на его плече недовольно расправил крылья, удерживая равновесие.

– Хотел бы, наверное.

– А не страшно? – усомнился третий, илирец. – Голову задурят, заморочат, в реку утащат…

– Тю! – пренебрежительно свистнул Воробей. – Чего бояться! Ты что, плавать не умеешь?

– Я слышал, они могут из тумана целую улицу составить, как в садах Эиле, – не сдавался Нарк. – Идёшь, идёшь, и не заметишь, когда уже всё вокруг ненастоящее. А ещё говорят, что так можно и на тот свет зайти. Особенно, если мосты в тумане переходить. Будешь думать, что это – через Арн, а он – тот самый, смертный.

– Они красивые очень, – задумчиво сказал рыжий Шонек. – Я вчера, кажется, видел одну. Гибкая такая, как ивовая ветка, и волосы серебристо-зелёные, как листья у ивы. Как будто её тушью написали прямо в воздухе…

Мальчишки помолчали. Улица свернула, идя уже не вдоль канала, а через него, по узкому пешеходному мостику. Под мостом словно бы текла не вода, а туман, вьюном поднимаясь по опорам. Та сторона канала терялась из виду; будто сами доски мостового настила истончаются и светлеют, становясь туманом.

– Кудлаш, иди сюда! – звонко позвал Шонек и положил руку на голову пса, когда тот подбежал. Рыжий жадно смотрел на врастающий в туман мостик, стараясь впитать в себя, запомнить каждую линию, каждый столбик перил и каждую прожилку досок. Нарк рядом смотрел со сдержанным недоверием, тоже остановившись.

Воробей пренебрежительно хмыкнул и уверенно шагнул на мостик.

– А я бы хотел увидеть туманницу, – сказал он. – Просто, чтоб знать, что они правда есть.

– Как это, «чтоб знать»? – возмутился Шонек, шагая следом. – А что я говорю – тебе недостаточно? И Трепло их видел!

– Трепло много чего видел, – отмахнулся Воробей, накрывая свободной рукой своего пернатого тёзку. – То Слепого20 под видом пьяницы, то собак крылатых. На то он и Трепло.

– Был.

– Что? – переспросил Воробей, оборачиваясь.

– Был он, – повторил Нарк и тоже ступил на мостик.

– Ну уж! – сказал Воробей. – Душа-то не умирает, значит, где-то он и сейчас есть. Со Слепым, которого видел.

– Если туманницы есть, то и душа есть, – сказал Шонек куда-то в сторону.

– Душа… – проворчал Нарк.

Воробей обернулся опять.

– Ты что-то говоришь?

– Душа не у всех есть, – громче сказал Нарк, настороженно косясь вправо: там ему померещилось какое-то движение. – У нашада нет. Лорд говорит, у людей без маэто тоже души нет. И мы навсегда умираем. Целиком.

– Ты чокнутый, Нарк! – оскорбился Воробей.

– Да нет, всё правильно, – поддержал илирца Шонек. – Мне дед тоже говорил: душа вначале у всякого есть, но если не дают маэто, она улетучивается, потому что границ нет, ничего её не держит.

Воробей сердито оглянулся.

– Тебе легко всякое такое повторять! У тебя-то маэто есть!

– Нет, – покачал головой Шонек.

Воробей споткнулся от удивления и снова обернулся:

– Ты же при храме рос! И дед у тебя есть. Что ж он, тебе имянаречение не устроил?

Воробей сошёл с мостика и остановился, поджидая остальных.

– Он мне не совсем дед. Я подкидыш, – пояснил Шонек. – А подкидышам имянаречение не устраивают.

Он стал рядом с Воробьём и обернулся к Нарку.

– А у тебя?

Нарк зябко повёл плечами.

– А я… меня в рабство продали, пираты. А от унижений тьё умирает.

– Тьё? – не понял Воробей.

– Ну, душа.

– Так нечестно, – сказал Воробей, помолчав. – Не может быть, чтобы люди умирали навсегда и целиком. Это как-то… слишком…

– Жалко, что туманницу на мосту не видели, – сказал Шонек. – Я их нарисовать хочу. Идём, чего мы стали!

Они пошли дальше, сворачивая от канала в подворотню. Между Нижним городом и Глинянкой стояли преимущественно двух- и трёхэтажные дома мелких ремесленников. Эта часть Эрлони была пронизана ходами, как изъеденный жучками кусок дерева. Над узкими проулками внутри кварталов срастались вторые этажи зданий. В получившиеся улочки-коридоры вливались подворотные проходы, выходящие на улицы или во внутренние дворики. Где-нибудь в нишах прятались двери в дома или в другие переулки. То здесь, то там перетянутый балками и сыплющий сором потолок исчезал, стены по сторонам неожиданно расходились дальше друг от друга, вверху прорезывалось небо, и коридор превращался в обычную улочку. Чтобы через несколько десятков шагов снова нырнуть в подполье. Именно здесь и обосновался Лис Загри, и как-то сразу становилось понятно, почему лисы и не думали бояться облав. Лорд тэрко тоже не дурак – ловить лис в их же норах. Ещё пару лун назад кхади сюда не сунулись бы, но после недавнего скандала с Джито у лис с ними отношения были самые тёплые и дружеские… Правда, вглубь лезть всё равно не стоило. Объясняй потом, чего тут вынюхиваешь. Сначала бдительным лисам объяснять, потом своим же старшим… Ну его в пепел, такое счастье! А вот угол срезать по краешку лисьих лабиринтов – милое дело.

Очередная подворотня закончилась. Впереди, в устье одной из улочек, темнела застава коричневых и влипшая в неё, как в паутину, давешняя карета с герцогскими гербами ол Жернайры. Сам владелец лично ругался с офицером, которого Нарк с удивлением узнал.

– Ол Баррейя! – выпалил он, толкая Шонека в бок.

– Послушаем? – сказал Воробей и тут же направился к месту спектакля.

Происходило всё на углу, где Ласточкина улица, вволю навилявшись вдоль канала, сходилась с улицей Хада Великого и образовывала треугольник. Третий угол этой площадки примыкал к Старой Храмовой улице, напротив храма Таго. Одна из белокаменных усадеб Старой Храмовой как раз нависала над коричневыми, преградившими дорогу ол Жернайре, и её широкая угловая башенка резко выделялась привозным белым мрамором на фоне кирпичных домиков Ласточкиной.

– Вы напрашиваетесь на серьёзные неприятности! – фальцетом грозил ол Жернайра.

– По храмовой площади запрещено ездить верхом или в экипажах, – говорил лорд тэрко. Судя по интонации – примерно в десятый раз за четверть часа. Стражники откровенно скучали. Только трое церковников-белых изображали живейший интерес. Ол Жернайра жестикулировал и, кажется, брызгал слюной. Лорд тэрко терпел с каменным лицом. Только где-то в складке у рта крылось брезгливое отвращение. – На храмовой площади можно появляться только пешими. Вы можете объехать или пройти пешком.

– Много воли забрали, лорд герцог! – сквозь зубы процедил ол Жернайра. – Что-то не припомню, чтобы при старом тэрко такие ограничения касались высшего дворянства.

– Что-то не припомню, чтобы при старом тэрко из дома можно было выйти безоружным и вернуться живым, – зло бросил ол Баррейя, но тут же вернул на лицо прежнее выражение. – В моём городе, – раздельно продолжил он, – перед законом и Вечными все равны.

– И вы лично караулите, чтобы никто не проехал? – почти сплюнул ол Жернайра.

– Хоть это и не ваше дело, лорд герцог, я лично обходил посты. И не зря: помог вот одному высокопоставленному лицу не навлечь на себя гнев Вечных и Его Святейшества.

Ол Жернайра сверкнул глазами.

– За спину Мастера Джатохе прячетесь? Разве городская стража – не светское учреждение? Я доведу это до Его Величества!

– Не сомневаюсь, – буркнул тэрко.

Ол Жернайра нехорошо улыбнулся и сказал тихо, так что кроме лорда тэрко расслышал только Нарк с его феноменальным слухом:

– Как вы полагаете, Его Величество поверит, что Святейший Мастер готовит заговор, переманивая стражу и армию под белые знамёна?

Ол Баррейя сохранил невозмутимое лицо, но не без труда. Нарк быстро повторил услышанное для друзей, когда ол Жернайра продолжил.

– Джатохе, конечно, выкрутится. А вот его прихвостней…

Что именно ждёт прихвостней, присутствующие не узнали. В затылок ол Жернайре метко вляпался комок подсохшего конского дерьма. Воробей удивлённо оглянулся на Шонека – тот уже нагибался за второй порцией. Герцог в бешенстве повернулся – как раз, чтобы получить в лицо сразу от двоих, под ехидное пение Нарка:

– Сверх камзола голова

нахлобучена,

жалко, думать голова

не обучена…

Ол Жернайра со сдавленным рыком кинулся к ним, одной рукой вытирая лицо, а другой выхватывая меч. Мальчишки бросились врассыпную, продолжая горланить с разных углов площадки старую песенку, ходившую среди ачаро и подмастерьев ещё с прошлогоднего скандала, когда ол Жернайра едва не потерял место в Совете за то, что слишком нагло путал городские деньги со своими:

– Лапа в герцогском гербе

загребущая:

всю казну гребёт к себе,

проклятущая!..

Никого он не догнал, разумеется.

Собрались запыхавшиеся и довольные ребята на пустыре возле Серпного переулка. Глухо пахло дымом от ям углежогов.